�鶹������ҳ���

Утром 19 июня меня сильно резануло известие о смерти кинорежиссера Геннадия Сидорова. Он не дожил всего год с небольшим до своего 50-летия, скончался накануне вечером в результате сердечного приступа. Диагноз, увы, распространенный для неравнодушных и творческих людей.

У Сидорова осталось несколько фильмов, недоснятых по тем или иным причинам, и множество других незавершенных проектов. Он был еще актером и продюсером.

Я сразу вспомнил его дебют середины "нулевых" годов, тонкий и честный фильм "Старухи". И вдруг с ужасом понял, что больше никогда не увижу столь же пронзительной картины. Из интервью Геннадия узнал, что его всегда привлекали судьбы обычных людей, о них он и собирался снимать новые фильмы.

"Старухи" Сидорова резко выделялись из потока "киношек" о развлечениях и гламуре последнего десятилетия. Этот фильм показал, что жизнь протекает не только в Москве, но и в российской провинции. Там она даже более открыта и богаче эмоционально.

В далекой глухой деревне где-то на Нечерноземье живет десяток бабушек. Их дети давно разъехались по городам в поисках счастья и богатства. Мужья давно умерли от водки и от тяжелой работы. В деревеньке давно нет света, радио, не говоря уж о телевизорах.

Однако бабушки здесь, нет, не выживают, а именно живут. Они ходят друг к другу в гости, ссорятся, мирятся, хоронят подруг всем своим небольшим миром. Из последних сил обрабатывают огород, делают запасы на зиму. Ведь пенсию в 90-х платили не часто. Фильм рассказывает как раз о тех сумбурных годах.

Для этих старушек подобная жизнь нормальна, они другой и не видели. Они привыкли уживаться с разными соседями, извлекать пользу при любых раскладах.

Рядом с бабушками, в той же деревне, коротает свой век "вечный ребенок", мужчина лет 35 с синдромом Дауна Миколка. Родители, видимо, оставили его здесь еще малышом на попечение своих престарелых родственников, да так и забыли о нем. Тех родственников давно уж нет на земле. Теперь для Миколки все старухи деревни - родня.

Он с готовностью выполняет для них нехитрую работу по хозяйству, может сходить к соседке, отнести ей что-то тяжелое. Эти полуграмотные женщины, конечно же, не стремятся его перегружать. Они просто хорошо знают возможности Миколки и просят сделать то, что ему по силам. Иначе не по-соседски получается. Каждый должен приносить хоть малую, но пользу.

Бабульки стали для него и учителями, и неврологами, и трудотерапевтами. Естественно, ни о каком наблюдении врачей за ним здесь и речи не идет. Лекарств, судя по всему, наш герой много лет, а, может, и никогда, не принимал. Одна надежда на отзывчивость окружающих людей.

В фильме "Старухи" я увидел, пожалуй, впервые в российском кино, не говоря уж о советском, истинное отношение простых людей в России к инвалидам. Не восторженно-отстраненное и не чернушно-гротесковое, какие мы часто встречаем в СМИ. А именно здравое и даже расчетливое отношение: если я сегодня не выручу соседа, то завтра он вряд ли поможет мне. Состояние здоровья человека тут обычно уходит на второй план.

Люди на огромных просторах России привыкли жить годами, десятилетиями в одном селе, поселке и надеется лишь на ближайших соседей. Ни за день, низа год этот уклад не сломаешь. Да и нужно ли его ломать?

Мои родители всегда зарабатывали немного, поэтому оба были вынуждены уходить на службу каждый день. Мне пришлось с малых лет оставаться дома одному. Это, безусловно, приучило меня к самостоятельности. Но мои дела шли бы тогда гораздо труднее без добрых соседок-пенсионерок.

Кого-то из них я мог попросить сегодня подогреть обед, завтра кого-то - помочь мне одеться на прогулку, с кем-то просто посидеть на лавочке у подъезда. Между делом мы неспешно разговаривали, я многое от них узнавал о жизни. Какой собес, какая соцпрограмма дали бы мне тогда больше?!

Я, разумеется, пытался отвечать на заботу своих соседок как умел: приносил им письма из почтового ящика внизу, откладывал для них любопытные заметки из газет, помогал бабулькам писать челобитные в разные инстанции.

Ко мне они всегда относились спокойно. К другим людям с ограничениями по здоровью настороженно и с опаской. Наверное, каждому инвалиду стоит искать своих бабушек и особый путь к ним?

Нам с Миколкой повезло. Каждый из нас нашел своих бабушек вовремя. Несмотря на разные невеселые обстоятельства.

Помню, как я удивился, прочитав, что половина актеров, снявшихся в "Старухах", непрофессионалы, так был сыгран и органичен их ансамбль.

Только Валентина Березуцкая, сыгравшая одну из старух, имеет театральный опыт. Остальные бабушки играли самих себя. Тут проявилось высочайшее мастерство режиссера, его знание судеб людей, своих непрофессиональных актеров. Сидоров так умело их ведет, выстраивает мизансцены со старушками, что нет и подозрения на импровизации в монологах героинь.

Роль Миколки исполнил Сергей Макаров, актер московского "Театра Простодушных". Первого в России театра, где играют люди с синдромом Дауна.

Линия Миколки в этом фильме не главная, но она является в нем одной из основных. На нее ориентированы многие сюжетные ходы. Кинорежиссер Геннадий Сидоров не раз повторял в интервью, что намерен продолжать тему жизни инвалидов в нашем обществе. Но говорить о ней хотел также вместе с другими волнующими нас проблемами, не выделяя ее. Как это и происходит в реальной жизни. Хотел в каждом своем фильме снимать Сергея Макарова. Как сейчас сложится судьба этого артиста? Кто теперь снимет для нас правдивое и нескучное кино?

• Добавить ссылку на запись в:
• |
• |
• |
• |
• |
• - Что это такое?

Лето в моем сознании всегда ассоциируется с чем-то приятным. Это, в основном, из-за воспоминаний о нескольких школьных каникулах, проведенных на берегу Азовского моря. Там, в маленьком городке Геническе Херсонской области, на родине моего отца, жила почти вся наша родня - шестеро его братьев и сестер. С этими местами связаны самые счастливые моменты моей жизни. Мелкое, прогретое солнцем море с кристально прозрачной водой и белым песком пустынных пляжей Арабатской стрелки. Теплый ветер, насыщенный запахами морских водорослей и степных трав. Изобилие дешевых, экзотических для жителя Поволжья южных фруктов - абрикосов, персиков, ягод шелковицы. Радостные, любящие лица родственников, двоюродных братьев и сестер...

Все эти радостные воспоминания нахлынули на меня, когда я впервые нашел в интернете фотографию старого железного моста через узенький пролив, соединяющий Азовское море с Сивашем. Через него пролегал наш каждодневный путь к заветным, дальним пляжам в районе поселка Счастливцево мимо основной массы отдыхающих, променявших счастье чистой морской воды и белого песка на толчею мутного, глинистого городского пляжа возле непрерывно чадящей чебуречной. Подозвал к компьютеру отца, чтобы и он порадовался вместе со мной.

Он действительно был очень рад увидеть знакомые с детства места, фотографии с видами своего родного Геническа. Но радость его была совсем иной. О такой радости говорят, что она со слезами на глазах. С этими местами связаны его детские воспоминания о войне, о двух годах, прожитых в оккупированной Украине.

Когда в 41-м его отец ушел на фронт, и стала очевидной неизбежность оккупации, моей бабушке с семерыми детьми пришлось уехать из Геническа. Дед был коммунистом, к тому же работал перед войной судьей, поэтому оставаться в городе, где все об этом знали, было опасно. Предлагали эвакуироваться морем, но уже было известно о потопленном немцами судне с беженцами. Пришлось бабушке погрузить вещи и детей на подводу, запряженную лошадью, и отправиться в Мелитополь, где проживали ее родственники.

Дорога запомнилась отцу колхозными полями, сплошь усыпанными огромными зрелыми арбузами. Он говорит, что больше никогда в жизни не ел таких вкусных арбузов. В Мелитополе, захваченном немцами, папиной семье пришлось расстаться со старшей из дочерей, ее угнали на работу в Германию. К счастью, проработав всю войну на какой-то немецкой ферме, она вернулась после победы домой и работала всю оставшуюся жизнь учительницей сельской школы.

Отец часто вспоминает, какие трудности пришлось им пережить в эти два года до осени 43-го. Все вещи, привезенные с собой, были постепенно обменяны в соседних селах на продукты. Жить пришлось в комнате, дверь которой открывалась сразу на улицу, и зимой было очень холодно. Спасались дровами, которые старшие дети добывали в полуразрушенных домах города. На полях вокруг города еще можно было найти немного картофеля и кукурузы. Некоторые поля охранялись, и однажды охранник, подскакавший на коне, отобрал у отца с братом два мешка кукурузы, пригрозив побить их плеткой. Хорошо, что один мешок они все же успели припрятать.

Отец помнит повешенных немцами на рыночной площади двух каких-то людей, мужчину и женщину. На груди у них были таблички с надписью «Грабитель». Рассказывал, что евреям сначала было разрешено торговать в городе и они, радуясь, устанавливали что-то вроде киосков. Но потом все они были расстреляны где-то за городом. Отцу было всего 12 лет, и он не всегда осознавал опасность ситуации. Однажды он пробрался на чердак какого-то ангара, в котором стояли немецкие автомобили. В это же время немцы тоже вошли в этот ангар, и ему пришлось затаиться на какое-то время, дожидаясь их ухода.

Отступавшие немцы хотели увести всех жителей Мелитополя с собой. Они ездили по городу и объявляли в громкоговоритель о том, что окрестные села уже подожжены, и что такая же участь ожидает и Мелитополь. Отец бродил по опустевшему городу в поисках чего-нибудь полезного для хозяйства и внезапно увидел, что следом за ним по улице идет немецкий патруль, несколько солдат с автоматами и закатанными рукавами. Какое-то шестое чувство подсказало ему, что убегать нельзя, нужно продолжать спокойно идти, и немцы прошли мимо, не обратив на него внимания.

Потом, когда бабушку с детьми вынудили присоединиться к толпе людей, уводимых из города, ей удалось незаметно отбиться от колонны и укрыться в окопе, отрытом возле какого-то дома вместе с еще одной женщиной с ребенком. Часть окопа была накрыта то ли фанерой, то ли кровельным железом. Там они дождались появления первых советских солдат, которые перерезали рядом с домом провода немецкой связи и велели сидеть тихо, потому что немцы еще не ушли. А через несколько минут после их ухода послышалась чьи-то голоса, и вторая женщина решила, что это англичане или американцы пришли освобождать город. Отец выглянул из укрытия, и увидел, что во дворе остановился небольшой отряд немцев на мотоциклах. Они были одеты в черные кожаные плащи.

Услышав возню в окопе, офицер выстрелил в его сторону из пистолета, и когда все дети разом заплакали от страха, крикнул: «Рус! Вэк на Каховка!». Тогда бабушка, выучившая некоторые немецкие слова, стала кричать ему, чтобы «пан офицер» не стрелял, что в окопе семеро детей, и немцы оставили их в покое, уехали через несколько минут. Много было еще всякого. Минометные обстрелы, бомбежка, когда уже в освобожденном городе отец увидел неизвестно откуда появившийся, низко летящий прямо на него немецкий самолет и заметался по двору, спрятался в дом. Самолет сбросил пачку мелких бомб, но они упали с недолетом.

Помнит отец мертвого немецкого солдата, лежащего в пустой церкви, с пулеметным затвором на груди вместо креста. Помнит казнь фашистских пособников, на той же рыночной площади. Народу пришло столько, что не было свободного места, и люди влезли на крышу торгового павильона, не выдержавшую и рухнувшую под их весом. Помнит огромное количество умерших раненых из числа немецких военнопленных, которых сгружали из проходящих эшелонов. Их хоронили в общих могилах. Да много чего еще...

Дед вернулся с войны, но прожил недолго, я уже немного старше его. Второй дед, по маминой линии, служил, согласно базе данных «Мемориала», шофером в 113-й танковой бригаде и пропал без вести в марте 43 года под Харьковом. Моя двоюродная бабушка была в годы войны снайпером. В детстве я слушал рассказы отца, глядя на бетонный дот, врытый в склон глинистого холма, неподалеку от железного моста в Геническе. Он был похож глазницами своих амбразур на череп небрежно захороненного зловещего великана, являлся для меня олицетворением огромного несчастья, принесенного войной нашему народу, пережитого и преодоленного им.

В эти июньские дни все, кто знает и помнит о подвиге советского народа, отстоявшего в неимоверно тяжелой борьбе свое право и право своих детей на мирную жизнь и счастье, отдают дань памяти погибшим в той страшной войне. Вечная память и слава павшим героям! Крепкого здоровья и бодрости духа ветеранам Великой Отечественной Войны!

• Добавить ссылку на запись в:
• |
• |
• |
• |
• |
• - Что это такое?

Вот, и пролетел очередной "конец света", напророченным каким-то шустрым американцем на 21 мая. На катаклизм свои глупости списать уже не удастся. По крайней мере, до следующего зловещего бреда, простите, предсказания. Людям предстоит по-прежнему как-то уживаться друг с другом. А властям править нами, по возможности, мудро.

Каждый хочет жить хорошо и счастливо, быть полезным окружающим. Только у российских инвалидов это часто не получается. Мешают немудрые, скороспелые законы. Суеверия, которые данные законы лишь укрепляют, делают стену между нами более прочной, непробиваемой.

С удивлением не раз сталкивался с мнением здоровых людей, что инвалидность - это вроде гриппа, простуды, когда все тело ломит, в голове туман. И у тебя осталась лишь одна мысль: как бы быстрее выздороветь? В таком состоянии, конечно, можно пребывать неделю, месяц. Но годы провести в подобном "анабиозе" крайне сложно. Нужно ведь как-то заботиться о себе, искать друзей, возможность подработать.

В России у инвалидов сегодня, пожалуй, две главных проблемы. Вместе с правом на доступное медобслуживание для большинства из нас важно право на труд и достойную его оплату. Пособия у наших инвалидов реально не растут, а их повышения только еле-еле покрывают рост инфляции.

Статья 21 "О социальной защите инвалидов в РФ" вроде бы закрепляет за нами квоту от 2% до 4% от числа работающих в организации. В противном случае плати штраф в непонятный соцфонд. Однако в организации должно трудиться более 100 человек. На предприятии может быть, конечно, и меньше работников, но за наем инвалида оно ни льгот, ни помощи от властей не получит.

Такая норма стала бы революционной лет 25-30 назад, еще в СССР, когда существовали большие и стабильные коллективы. Когда сфера производства занимала под 80% экономики страны. Сейчас же все меняется, делится на части. Огромные предприятия, подпадающие под этот закон, остались разве что в городах-миллионниках, да и то влачат жалкое существование.

Сфера услуг теперь в России сейчас поднялась до 64%. А там штат сотрудников в 100 человек пока непозволительная роскошь. Сегодня твой бизнес выгоден здесь, а завтра в другом месте. Инвалиду необходимо быть суперпрофесионалом, чтобы быть тут всегда востребованным, чтобы работодатель не выгонял его при первых же неурядицах на рынке.

Как инвалиду стать таким профессионалом? Кто его в нынешних условиях научит мастерству?

Подобная система квотирования рабочих мест для инвалидов внедряется на Западе еще с 80-90-х годов, но идет, слышал, там с большим скрипом. А, главное, она никак не стимулирует работодателя к повышению квалификации своих работников с инвалидностью. Они могут работать хоть инженерами, хоть сторожами всю жизнь.

25 апреля президент РФ дал интервью телеканалу "Дождь". Отвечая на вопрос о путях трудоустройства инвалидов и льготах для их работодателей, Дмитрий Медведев сказал: "...у нас народ очень образованный, очень хитрый, очень мудрый. И если, допустим, просто приоткрыть вот эту нишу, то, конечно, туда устремится мутный поток жуликов". В общем, льготы давать нужно, но не сразу и не всем.

Опять будем рубить хвост кошке по частям?

Зачем мы вновь повторяем ошибки других, зная, что это путь в тупик, к новым проблемам? Пора вводить нормальные, жесткие стимулы для наших работодателей, а не принуждать их любить всех сирых и убогих. Работа нам нужна и для того, чтобы чувствовать себя равными в обществе.

Почему бы льготы с рабочих мест, закрепленных законодательством за инвалидами от числа работающих на предприятии, не отдать на те же цели те же 2-4%, но только от фонда оплаты труда? И взимать их кратно, если работодатель обманывает. Когда будут штрафовать на половину зарплаты всех сотрудников, многие главы фирм призадумаются. Начнут искать толковых, образованных инвалидов.

Пусть нанимают хоть 100 человек с "легкой" инвалидностью на эти 4%, хоть одного с "тяжелой", но создадут им приемлемые условия для работы.

Безусловно, оптимально обустроить рабочее место для инвалида под силу лишь успешной, богатой фирме. Поэтому разумно, думаю, было бы давать подобную льготу фирмам, годовой фонд оплаты труда в которых выше 2-3 млн рублей.

В организации со штатом 10-20 человек, имеющих приличные зарплаты, уже без проблем можно найти работу хотя бы для одного инвалида, где его будут невольно и постепенно втягивать в свой мир, обучать премудростям своего дела. В небольших коллективах нам легче и быстрее адаптироваться.

К тому же 4% зарплаты своей фирмы работодатель станет платить реальным людям, а не отдавать невесть кому в виде штрафа.

Не стоит рубить хвост кошке по частям, это только ужесточает нравы вокруг. Если все будут жить по единым правилам и инвалиды смогут легче менять место работы, проблем в обществе станет меньше.

• Добавить ссылку на запись в:
• |
• |
• |
• |
• |
• - Что это такое?