Для нас мелочей не бывает
| 11:39, среда, 1 февраля 2012-01, 11:39
Начало февраля - время традиционных вечеров встреч выпускников во многих школах на всем постсоветском пространстве. Нашему выпуску 35 лет исполнится только через год, и я вряд ли пойду на нынешний вечер.
Многие одноклассники, видимо, соберутся на 35-летие отметить вместе круглую дату. А сейчас там будет мало знакомых лиц, почти не осталось в нашей школе учителей, которые нас учили. Но почему-то в эти дни часто вспоминаются школьные друзья, связанные с ними истории.
В 1976 году мы заканчивали 8-й класс. В 60-80-е это был выпускной класс неполной средней школы. И в апреле-мае учителя старались не слишком нагружать выпускников домашними заданиями, чтобы мы лучше готовились к экзаменам.
На уроках физики в эти месяцы нас ждала целая череда лабораторных работ. Класс разбивался на группы по 4-5 учеников. Каждая группа выполняла свои опыты, и ребята описывали их в тетрадях. На следующем уроке группы менялись местами, делали новые опыты. Так мы за несколько уроков по очереди проходили всю серию лабораторных работ м вспоминали пройденное.
Меня тогда учительница сначала подсадила к четырем прилежным одноклассницам и сказала: "Наблюдай за опытом, потом расскажешь, в чем его чуть. Если нужно, подскажи что-то девочкам".
Точные науки явно не были коньком этих девушек. Половину урока они спорили, не знали, как начать. Мои советы они воспринимали слабо, даже неохотно. Вопрос - "для чего?"- их похоже не очень интересовал. Им, конечно, лучше было бы показать, какие проводки куда воткнуть. Но мне своими руками с сильными гиперкинезами показать было сложно.
После уроков на индивидуальном занятии по физике я должен был описать проведенный опыт преподавателю. Чем быстрее я расскажу о нем, тем скорее буду отпущен домой. В этот раз, честно говоря, ответ мой был долгим и путанным, поскольку наблюдал я за манипуляциями одноклассниц со стороны, порой из-за спины одной из них, и мог пропустить важные детали. Мне фактически пришлось вновь мысленно представлять ход и логику данной работы. Хоть физика и не являлась моим любимым предметом, средние познания у меня в ней были. Благодаря им, я тогда и "выплыл".
Учился в нашем классе способный к математике парнишка Вова Лебедев. До всего он и здесь доходил быстрее всех, делал все сам, не оставляя ребятам из своей группы времени подумать. Поэтому Володя после первой же лабораторки остался в одиночестве.
На следующем занятии я пересел к нему. Разумеется, с ведома учителя физики. К тому же я тогда уже носил наручные часы, необходимые для некоторых опытов. У Вовы таких излишеств не было. Его семья жила небогато. Их с младшим братом растила одна мать.
Мы с Владимиром учились бок о бок добрых четыре года, а, по-хорошему, познакомились лишь в конце 8-го класса, на этих лабораторных работах. Через 10 минут нашего сотрудничества мы уже понимали с ним друг друга с полуслова. Справлялись с заданиями мы минут за 15-20, оставалось время поболтать. Кажется, только нам двоим из всего класса поставили "5" за все те лабораторные работы.
После них Володя начал относиться ко мне серьезнее, предупредительнее. Мы не стали с ним ходить друг к другу в гости, читать одни и те же книги. Просто появился человек, которому интересен ты, а не твоя инвалидность. Который готов помочь тебе реже о ней вспоминать.
В новой школе, куда мы с Вовой перешли учиться в 9-10-ом классах, была кабинетная система, и мы постоянно переходили на переменах из кабинета в кабинет. И все два года мой портфель носил в основном Владимир. Молча подходил в начале перемены к моей парте, брал его и нес на следующий урок, а я плелся где-то сзади налегке. Сложно пришлось бы мне без такого бескорыстного помощника. Ведь портфель старшеклассника тогда, если кто-то помнит, скорее напоминал баул нашего "челнока" из 90-х годов. Одних учебников нужно было положить туда 5-6 штук, какой-нибудь цитатник для обществоведения страниц на 300 и непременно несколько общих тетрадей.
После школы Лебедев в ВУЗ не поступал. Пошел работать. У него подрастал братишка, достатка в семье не было. Отслужив срочную службу в армии, Владимир уехал в более "денежные" места СССР, куда-то на Дальний Восток. Потом перетянул туда младшего брата. Лет 25 уж прошло, как мы с ним не виделись. Все мои попытки найти его в интернете результатов пока не дали.
Свою самостоятельность я стал проявлять лишь в старших классах. До этого старался не выделяться, быть "как все". В новой школе начал писать в стенгазете. Придумал и "пробил" музыкальную передачу на школьном радиоузле. В те годы у нас еще никто и не слышал о дискотеках, а мы на большой перемене уже "крутили" любимые пластинки, принесенные из дома.
Потом я покусился на святое, на школьный ВИА. Танцы тогда были отдушиной для советского человека. Музыканты, игравшие на них, ходили в ореоле любви и восхищения.
Одна знакомая написала песню на мои стих. Несколько месяцев я приглядывался к ребятам, затем представился удобный случай показать им ноты и стихи. Песня понравилась, они стали ее исполнять. Она была, разумеется, о неразделенной любви. О чем еще можно писать и петь в 16-17 лет?!
И тут я начал пить в школе минуты славы бочками! Никто уже не замечал моего ДЦП, никого не напрягала моя не очень внятная речь, мне все хотели помочь. Я понял тогда: чтобы инвалиду вписаться в общество, не нужно повторять найденное кем-то, необходимо делать что-то свое, необычное. Тогда окружающие будут видеть прежде всего ТВОЕ ДЕЛО И ОЦЕНИВАТЬ ТЕБЯ ПО НЕМУ.
К сожалению, существующая сегодня модель интеграции инвалидов РФ зовет нас двигаться в противоположном направлении. Нам все предлагают немного подождать, пока не создадут для всех оптимальных условий. А потом нам обещают позвонить и пригласить куда-то. Правда, сроки не указываются...
У моей подруги детства полтора года назад родилась больная внучка. Врачи подозревают у нее ДЦП, но окончательного диагноза никто не ставит. Все боятся стать крайними. Девочку нужно показывать хорошим специалистам, чтобы они, наконец, поставили точки над "i", назначили ей правильное лечение. Ведь промедление с качественным обследованием только прибавляет проблем в ее будущую жизнь и жизнь ее близких.
К хорошим специалистам у нас по-прежнему можно попасть только через хороших друзей или с хорошими деньгами.
Мы с этой подругой знакомы чуть ли не с пеленок. Жили лет 10 в одной пятиэтажке в соседних подъездах. Она немного старше. Забирала меня из школы, когда родители задерживались на работе. Помогала мне записывать мои первые литературные опыты. Поэтому о проблемах наших инвалидов она знает не понаслышке. Но и для нее отношение врачей, чиновников к нам сейчас стало шоком.
"За любую мелочь надо платить. Никто не хочет думать о будущем ребенка," - с горечью сказала она мне недавно. Я смог ей лишь заметить: "Для нас, инвалидов, мелочей не бывает. Не угадаешь: какая из них ударит по тебе больнее. И чиновникам такая ситуация на руку. Нужно как можно меньше зависеть от них. Развивать малышку самим. Замечайте и развивайте ее интересы, наклонности при малейшем их проявлении. Разве вы с девчонками из нашего двора предполагали, что я всерьез займусь литературой, когда диктовал вам свои первые корявенькие стихи? Вы подарили мне возможность найти себя, я за нее ухватился".
КомментарииОставить комментарий
Спасибо, замечательный текст. В наше время, действительно, надеяться нужно только на себя, и всем близким держаться вместе.
Хороший пост. Читая его, вспомнила о своем детстве. О том, как дружила со здоровыми детьми своего двора; о своих школьных годах, где мы учились в школе-интернате вместе со здоровыми детьми. О том, как «городские» одноклассники приходили в гости к нам в интернат, а мы, интернатские – к ним домой. Я никогда не встречала плохого отношения к себе со стороны здоровых детей. Различие делают взрослые. Хотя, мне и здесь повезло. Вы правы, Игорь, когда начинаешь общаться и при наличии общих интересов, стираются все грани, и уже никто не замечает, инвалид ты или нет.